Просто прохожий, безо всякого внимания

Ольга Ожгибесова

Далеко в Израиле, в кибуце Бейт а-Эмек живет одинокий и, на первый взгляд, ничем не примечательный старичок. Живет тихо и скромно, отгородившись от всего живого, – у него нет ни компьютера, ни сотового телефона, и связь с внешним миром он поддерживает, словно в прошлом веке, исключительно с помощью писем да еще редких гостей, которые одновременно выполняют роль посыльных и коммивояжеров – везут в Израиль вести и посылки из России, а оттуда – ответные дары и приветы.

Имя старичка – Семен Григорьевич Ивенский, и этот человек – самый известный в мире знаток, исследователь и собиратель экслибрисов.

Родился Семен Георгиевич в 1924 году. «Москвич по происхождению» – пишут в биографических справках,  однако такая привязка к местности вызывает некоторые сомнения: в 1937 году, по собственному признанию Ивенского, его родители были репрессированы, как большинство бывших харбинцев – русских эмигрантов, которые после оккупации Харбина японскими войсками в массовом порядке хлынули на историческую родину. Здесь их сначала приняли с распростертыми объятиями, а потом выкосили едва ли не поголовно знаменитым приказом № 00593 о ликвидации «диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев».

Так или иначе, но в 13 лет Сеня Ивенский оказался в детском доме, откуда незадолго до войны его забрала родная тетка, сестра отца. Впрочем, хрен редьки оказался не слаще – в семье тетки мальчик голодал не меньше, если не больше, чем в детдоме: «Я пил утром чай с куском хлеба, а вечером эта несложная трапеза повторялась, – вспоминал Ивенский 60 лет спустя. – …Я к вечеру валился с ног от слабости».    

Трудно себе представить, что творилось в голове у подростка, но, голодая, он, как ни странно, думал не столько о еде, сколько об искусстве: «… худой, оборванный, часто по несколько дней без крошки хлеба во рту, я не мыслил ни о чем, кроме искусства…».

Было ли это некой сублимацией, попыткой ухода от действительности, а, может, тем, что мы называем громким словом «Судьба», но и спустя годы, став взрослым, самостоятельным, уже достаточно известным и вполне состоявшимся человеком, он не стал состоятельным – в материальном смысле этого слова. Искусство, дело всей жизни, поглощало его без остатка. О хлебе насущном, о вещах, о материальных благах он думал меньше всего: «Что такое деньги в сравнении с счастьем творчества… Покупка нового пальто была, помню, неразрешимой проблемой».  И доброжелатели, и недоброжелатели – все они сходятся в одном: во всем, что не касалось искусства, Ивенский был совершеннейшим бессеребренником. Впрочем, и в искусстве тоже. Ивенский не был коллекционером в полном смысле этого слова – он легко дарил принадлежавшие ему картины. Приехав впервые в 1953-м году на дипломную практику в Бердянский музей, он затем долгие годы принимал деятельное участие в восстановлении его экспозиции, утраченной во время войны, подарив музею 862 произведения искусства и коллекцию из более чем 1000 экслибрисов.

Но это будет потом…

Урало-сибирская страница в биографии С.Г. Ивенского впервые была открыта в годы войны. Эвакуированный из прифронтовой Москвы, он работал в Нижнем Тагиле на танковом заводе. На фронт не попал, хотя по возрасту вполне успевал. Может, анкета помешала – все-таки сын врага народа, а может – здоровье подвело: «…все время голодая, я весил не более 47 кг., и когда ложился навзничь, видел, как сквозь ребра пульсировало сердце…». Когда война закончилась, вернулся в Москву, затем окончил институт им.Репина в Ленинграде, и с 1953-го по 1973-й год работал директором Вологодской картинной галереи. А в 1973-м году неожиданно оказался в Тюмени…

К тому времени Семен Георгиевич Ивенский был уже достаточно известным в своей области человеком. Во-первых, все-таки – директор довольно большой картинной галереи. Во-вторых, еще в начале 60-х годов Ивенский серьезно увлекся графикой и не просто графикой, а экслибрисами. Это был период, когда искусство экслибриса переживало настоящий бум. Семен Георгиевич, обладавший острым профессиональным чутьем, очень четко уловил эту тенденцию и понял, что именно здесь, на этом непаханом пока поле, можно сделать многое. И, главное, оставить свой след в искусстве и в истории.

Если бы Ивенский преследовал цель просто стать известным коллекционером, вряд ли стоило бы о нем говорить. Но Семен Георгиевич, по большому счету, положил жизнь на развитие этого направления, на привлечение художников-графиков к искусству экслибриса, на их объединение, на пропаганду экслибриса – и в этом состоит его главная заслуга.

«Вологда стала одним из основных центров экслибриса в нашей стране. Здесь состоялись два всероссийских конгресса экслибрисов, сейчас у нас создано общероссийское общество любителей экслибрисов и графики. Во многом благодаря трудам Семена Ивенского, который около 20-ти лет возглавлял нашу картинную галерею, существует понятие «вологодская графика», – так охарактеризовал роль С.Г. Ивенского научный сотрудник Вологодской областной картинной галереи Сергей Птухин. 

Что побудило Ивенского перебраться в Тюмень – тайна, покрытая мраком. Променять Вологду на провинциальный, погрязший в грязи и патриархальной невозмутимости город, должность директора областной картинной галереи на место искусствоведа – должны быть веские причины, чтобы почти в пятидесятилетнем возрасте решиться на такое. Семен Георгиевич решился и приехал в Тюмень с молодой женой Инной и двумя чемоданами экслибрисов.

«Чудак-человек… – усмехнулся в ответ на мой вопрос о Ивенском известный тюменский искусствовед и тут же открестился. – Не хочу о нем говорить – ни плохого, ни хорошего…».

Невысокого роста, он едва доходил до плеча своей супруги, худощавый, седой, одетый не то, чтобы скромно, но даже бедно и как будто эпатирующий своей бедностью, он не интересовался ничем, кроме экслибрисов. В своей автобиографической книге «Созерцатель» Семен Георгиевич писал: «К своему стыду, я навсегда остался лентяем и любил трудиться только над тем, что меня сильно увлекало. Тогда я уже пыхтел, не замечая времени, неотступно, без передышки, забыв об окружающем, подчас даже во вред здоровью».

Людмила Владимировна Овсянкина, искусствовед тюменской тогда еще картинной галереи, как-то решила познакомить Ивенского с западным искусством, хранившимся в фондах.

«…Смотрю – у него совершенно пустые глаза. Ему не интересно! Это не его! Но когда он увидел очень качественную работу художника из малых голландцев, 17 век, у него глаза загорелись: ох, вот эту работу я бы сделал мазок в мазок. Он иногда подрабатывал копиями. Но именно живописными. А графикой нет. Графика требует строгой дисциплины и железной руки. Узнав, что у нас есть Кондинский, сначала не поверил, а потом сказал: «Боже мой, какие же это огромные деньги на международных аукционах!»

Он, конечно, смотрел нашу графику, сделал комплименты некоторым работам. Особенно ему нравился К. Сомов. Когда ему показали акварель Сомова «Маркиза», он сказал: очень тонкая вещь! Чутье у него было, этого не отнять».
Вскоре после приезда в Тюмень, став заместителем директора музея по науке, Ивенский начал организовывать выставки художников.

В конце семидесятых экслибрис вошел в моду, и Семен Георгиевич своей увлеченностью буквально заражал графиков – не только в Тюмени, но и по всей стране. Он вел обширнейшую переписку с десятками художников и коллекционеров; из Тюмени письма уходили пачками и в таком же количестве приходили – на имя Ивенского. И в каждый конверт непременно были вложены экслибрисы.

Механизм, на первый взгляд, достаточно прост. Ивенский проводил выставку – обязательно с каталогом, в которых значились работы тех или иных художников, отсылал им, а они в благодарность дарили ему свои работы. Но сколько в действительности нужно было потратить сил на организацию такой выставки – об этом знают лишь те, кто хоть раз проводил мероприятия такого рода.

Вспоминает искусствовед Тюменского областного музея изобразительных искусств Наталья Александровна Паромова:

– Для музея он сделал немало. Дарил работы художников – благодаря ему, музей имеет большую коллекцию экслибрисов. Провел достаточно резонансные выставки, причем обязательно с каталогами. Визуальная память, говорил он, – нулевая. И был прав. Ходил в управление культуры, доказывая, что каталоги нужны. Следил за качеством – печать была безобразнейшая. Одна типография, о полиграфическом дизайне никто слыхом не слыхал, все было ужасно, провинциально и дремуче. И, конечно, курировал буквально все. Считал – пусть будет скромно, но достойно, строго, безо всякой вычурности. Он выверял сантиметры, дрался, ругался, говорил: пусть на плохой бумаге, но культурно, красиво. В этом плане он был настойчив, убеждал, что это престиж музея, престиж страны. И к нему прислушивались.

Конец 70-х для музеев – золотой век, и не только в Советском Союзе, но и по всему миру. Музейный бум – явление, которое до сих пор изучают социальные психологи.

– Мы никого не приглашали на выставки, – рассказывает Н.А. Паромова, – к нам приходили сами, выстраивались очереди. Появлялась афиша на ужасающей серой бумаге, – и на открытие приходили до ста человек. И, конечно, выставки экслибрисов вызывали большой интерес, в особенности выставки зарубежных художников, а Ивенский проводил и такие. Для провинции это было явление.

Рэмо Вольф из Германии, голландец Годуэн, итальянец Марангони – имена этих художников тюменцы узнали, благодаря Семену Георгиевичу Ивенскому.

Советские партийные руководители испытали чувство благоговейного ужаса, когда увидели экслибрисы Марангони, выполненные в абстрактной манере. Абстрактное искусство в Советском Союзе было под запретом, как беспредметное. Если на картине присутствовали геометрические фигуры, спирали, а в середине – глаз, считалось, что это «буржуазное влияние». Но Ивенский занимал твердую позицию и говорил, что Марангони – один из известнейших художников Италии, что его знают в коммунистической партии Италии, что мы еще не доросли до такого искусства, а на Западе оно – в порядке вещей. партийные руководители не находили аргументов, чтобы возразить Ивенскому, и не только разрешали выставки, но и приходили на их открытие.
Кстати, Семен Георгиевич подарил музею несколько работ Годуэна и Марандони. Щедрый дар.

Виктор Александрович Багуркин, геолог и коллекционер, познакомился с Ивенским сначала заочно, изучая журналы по искусству. А когда узнал, что тот живет и работает в Тюмени, на одной из выставок подошел к нему. Знакомство переросло в дружбу, которая продолжается и по сей день.

– Семен Георгиевич пригласил меня к себе, – вспоминает Виктор Александрович. – Он жил в доме, где тогда располагался магазин «Океан». В его квартиру можно было ходить, как в музей. Она вся была заставлена книгами на самодельных полках. Плюс рядами составлены картины, которые ему дарили художники. Некоторые он передаривал мне, заложив тем самым основу моей коллекции. Причем очень интересные были художники.

Например, Владимир Карлович Менк. Он учился у самого Репина. Мало того, позировал ему для картины «Иван Грозный убивает своего сына Ивана» – в роли сына Ивана. У Ивенского была небольшая миниатюра Менка, он мне ее подарил. Этой миниатюре уже более 100 лет. Она написана в 1906 году.

Или Вахрушов – известный художник, тоже ученик Репина. Художник Архангельский – он был интересен тем, что создал «Лениниану». 

Коллекция картин для Ивенского не была самоцелью. Он легко дарил. В знак внимания и в благодарность, что его не забывают, всегда посылал подарки своим корреспондентам. Сам поддерживал связи, и меня вовлекал. Все время пытался меня с кем-нибудь познакомить, расширяя круг моих знакомств. Благодаря ему, я познакомился с большим мастером экслибрисов Марьиным, который сейчас живет в Ганновере. Он сплачивал людей, воспитывал их. С ним интересно было беседовать. Прекрасный знаток искусства, он рассказывал с большим воодушевлением и ненавязчиво.

Но вся его энергия была направлена на экслибрисы. Он не столько коллекционер, сколько исследователь экслибрисов, аналитик. В любой отрасли знания должны быть свои авторитеты. Таким был Ивенский. А для этого он должен был поддерживать постоянную связь с художниками. У него было за сотню корреспондентов. И каждого он знал поименно.

В 1979-м году Семен Георгиевич Ивенский уехал из Тюмени в Ярославль. Почему? Может быть, потому, что у каждого творческого человека в какой-то момент наступает понимание того, что на этом месте он сделал все, что мог. И надо идти дальше. А, может, атмосфера Тюмени, где каждое доброе дело нужно пробивать ценой неимоверных усилий и душевных затрат, стала для него невыносимой… Птица такого полета должна летать высоко… И он уехал. Поближе к столице. За прошедшие тридцать с лишним лет выставки экслибрисов в Тюмени не проводились больше ни разу.

– Он уехал в Ярославль, Мы долго переписывались, он посылал мне свои картины в самые тяжелые годы, в девяностые. Он бедствовал, жил скромно, недоедал, – рассказывает В.А. Багуркин.

«Что у вас нового? – писал Ивенский в январе 1991 года. – У нас абсолютно ничего. Очень плохое снабжение, часть талонов нашего скудного рациона за последние месяцы 1990-г года осталась на руках – нет продуктов…».

Смешно и грустно: семью Ивенских выручила «богатая дама из Касселя» (Германия, собирательница экслибрисов. Она прислала своему учителю посылку, в которую были вложены, помимо муки, шоколада и кофе, носки и колготки.

В 1996-м году С.Г. Ивенский уехал в Израиль.

– Несмотря на все, на уединение, отдаление от городов, – говорит В.А. Багуркин, – он поддерживает связь со своими коллегами и соратниками. Продолжает переписку, продолжает сплачивать людей. За четыре года Семен Георгиевич написал и издал, на свои, между прочим, деньги, две книги. Себе он не изменяет.  

У Ивенского – много учеников, в том числе и в Тюмени, где о нем так старательно не вспоминали все эти годы. Например, Денис Реутов – достиг такого уровня, что в Италии его наградили почетным званием «Маэстро экслибрисов». Выходец из Тюмени, он живет в Ярославле и называет себя учеником Ивенского. Многие считают его своим учителем. Та же Нина Казимова из Санкт-Петербурга – выставка ее экслибрисов проходила не так давно в стенах областной библиотеки. В Томской области есть поселок Асино – глубинка, глухомань. Но благодаря ученикам Ивенского – это центр экслибриса в Сибири. Там проводится выставки, там есть клуб любителей экслибрисов. Международные конференции исследователей и собирателей экслибрисов проходят в Вологде.

– Он – высокая величина, – убежден В.А. Багуркин. – Недаром, когда ему пишут письма из-за границы, его называют профессором или доктором. Это человек энциклопедических знаний. Да, с ним было трудно. Он был неудобен. Кому-то мог прямо сказать то, о чем другие молчали или гибко обходили. Он не обходил. Категоричность его мешала. Но талантливые люди часто бывают неудобны, а особенно в таком болоте, как Тюмень. И поэтому здесь его не жаловали, не делая скидки на увлеченность, на талант. Но сколько я знаю людей, о нем очень хорошо отзываются: он – прекрасный человек.  

 «… В целом я должен быть благодарен судьбе, ведь я не мечтал дожить до начала ХХI века! … и я все еще смотрю фильм о красоте земли, на которой я жил, любил, работал, ошибался, терпел, вставал и шел дальше – созерцатель,, лентяй, путник, для кого-то – друг и учитель, для кого-то – враг, а для большинства – просто прохожий, безо всякого внимания».  С.Г. Ивенский.

 Ивенский Семён Георгиевич – член Союза художников, доктор искусствоведения, крупнейший коллекционер экслибрисов. Родился 15 декабря 1924 года в Москве.
Окончил факультет теории и истории искусства Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры И.Е.Репина.
С 1953 по 1973 год возглавлял Вологодскую картинную галерею.
С 1973 по 1979 год работал в Тюменской областной картинной галерее.
В 1979–1996 годах жил и работал в Ярославле.
В настоящее время проживает в Израиле.
С.Г. Ивенский является автором трёх монографий по экслибрису: «Искусство книжного знака», «Мастера русского экслибриса», «Книжный знак. История, теория, практика художественного развития». Написал две книги воспоминаний: «Записки созерцателя» и «Дары свободы. О моих экслибрисах и их авторах».
В коллекции Семёна Георгиевича хранится около 70 тысяч экслибрисов, почти 2 тысячи листов станковой, книжной и обстоятельственной графики. Среди них работы известных и малоизвестных художников-графиков В.А. Фролова, Л.Г. Ратнера, В.А. Марьина, вологодских графиков Г.Н. и Н.В. Бурмагиных, А.Т. Наговицына, В.А. Сергеева, Л.Н. Щетнева, В.С. Иванова, В.У. Едемского, тюменских графиков С.Ф. Бобылева, А.И. Мурычева и других. В экслибрисах, посвященных самому Ивенскому, коллекционер часто предстает в образе ученого-библиофила или монаха- столпника, читающего черта или пролетающего Икара. Все это отражает разные стороны его творческой деятельности. Многие графики, посвящая свои книные знаки Ивенскому, стремились раскрыть собственное мироощущение, создавали поэтические представления о России. Поэтому в их книжных знаках так много древних памятников архитектуры Русского
Севера, образов «милой русской старины», сказочно-фольклорных мотивов. Собранные вместе, они дают зримую картину духовных устремлений и душевных переживаний, страстей и предпочтений интереснейшего коллекционера экслибрисов.